В этом мире каждый должен чем-то заниматься. Кто-то придумал это правило, что каждый должен чем-то заниматься. Каждый должен кем-то стать. Дантистом, пилотом, полицейским, швейцаром, священником. Иногда я устаю даже думать о том, кем я не хочу быть; что я не хочу делать, куда не хочу ехать. К примеру, в Индию. Или не хочу чистить зубы, или спасать китов. Я никогда не понимал этот мир.
Но, быть может, станет легче, если все мы осознаем, что, быть может, каждый из нас хоть изредка да бывал по отношению к кому-нибудь чумой, только мы об этом не знали. Черт подери, это страшная мысль, но скорей всего верная, и, возможно, она поможет нам выстоять под напором чумы. Идеального человека не существует. Все мы страдаем всевозможными видами безумия и непотребства, о которых сами не имеем понятия, зато о них имеют понятие все остальные. Так разве удержишь нас в рамках?
— Кое-кто и до сих пор считает, что ваши стихи — трата времени.
— А что не трата времени? Некоторые собирают марки или бабушек своих убивают. Мы все просто ждём, занимаемся мелочами и ждём смерти.
Если солжешь человеку насчет его таланта только потому, что он сидит напротив, это будет самая непростительная ложь из всех, поскольку равносильна тому, чтобы сказать: давай дальше, продолжай, — а это, в конечном итоге, худший способ растратить жизнь человека без истинного таланта.
Я не слишком-то смотрю на людей. Это мешает. Если долго смотришь на кого-то, то начинаешь становиться похожим на него. Люди… По большей части я могу обойтись и без них. Они опустошают меня, а не наоборот. Я не испытываю уважения ни к одному человеку. Из-за этого у меня бывают проблемы… Я вру, но, поверь мне, это правда.
Меня же привлекает совсем не то: мне нравится пить, я ленив, у меня нет бога, политики, идей, идеалов. Я пустил корни в ничто; некое небытие, и я его принимаю. Интересной личностью так не станешь. Да я и не хотел быть интересным, это слишком трудно. На самом деле мне хотелось только мягкого смутного пространства, где можно жить, и чтоб меня не трогали.
Все воображают себя особенными, привилегированными, исключительными. Даже уродливая старая перечница, поливающая на крылечке герань.
Я пытался убедить себя, что чувство вины – просто своего рода заболевание. Что именно люди без вины добиваются в жизни прогресса. Люди, способные лгать, обманывать, люди, всегда знающие, как срезать угол.
Романчики — это, конечно, будоражит, но ведь сколько работы. Впервые поцеловаться, впервые потрахаться — в этом есть что-то драматическое. Поначалу люди интересны. Со временем, медленно, но верно открывается вся ущербность, все сумасшествие. Я значу для них все меньше и меньше, они значат все меньше и меньше для меня.
Если случается что-то плохое — пьешь в попытках забыть; если случается что-то хорошее — пьешь, чтоб отпраздновать; если ничего не случается — пьешь, чтобы что-то произошло.
Возьмите семью, подмешайте в нее веру в Бога, приправьте ароматом чувства Родины, добавьте десятичасовой рабочий день и получите то, что нужно, — ячейку общества.
Одной из неудач Демократии является то, что большинство голосов обеспечивает нам общего лидера, который потом и приводит общество к тотальной апатии и предсказуемости.
Мне нравилось быть пьяным. Я понял, что полюблю пьянство навсегда. Оно отвлекало от реальности, а если мне удастся отвлекаться от этой очевидности как можно чаще, возможно, я и спасусь от нее, не позволю вползти в меня.