Традиционная ночная минута грусти.Вдруг начала скучать по бабушке. Мама говорит, что потеряла её за два года до смерти, а я и того раньше. Когда она обменяла квартиру в центре Москвы на этот сраный район, из которого я мечтала выбраться со времён средней школы. Традиция у нас такая семейная, из-за недвижимости ссориться. Отец с братом итак никогда не ладили, а делёж родительской квартиры окончательно убил все отношения. У бабушки было много мотивов, один из них - мне назло. Потому что я была крайне трудным подростком, она не хотела жить со мной и решила вопрос вот так. Эта обида будет мучить меня до конца жизни. Но до этого мы ладили. Она любила меня больше, чем свою единственную дочь. Я бы сказала, что она любила меня сильнее, чем моя мать, но это слишком личное чувство, которое все выражают по-разному. Мама выражала её, давая мне полную свободу, а бабушка наоборот, душила заботой. Я доверяла ей больше, чем матери. Потому что, когда приходила к ней в слезах и говорила: "Бабушка, мне так плохо", она ни о чём не спрашивала, просто поила чаем с мятой и шептала, что всё будет хорошо. При том, что человеком она была очень властным, всегда хотела по максимуму участвовать в жизни нашей семьи, в мою голову она не лезла. Ждала, когда я сама буду готова открыться и дожидалась. От мамы я получала советы на которые только злилась, а от бабушки молчаливое сочувствие. Поэтому, когда мне задавали дурацкий вопрос: "Кого ты больше любишь: маму или папу?", я не задумываясь отвечала: "Бабушку". Когда отец меня бил, не помню, чтобы мама заступалась. А бабушка порвала бы его на мелкие кусочки. Любого бы порвала. Наверное, из-за неё я выросла такой изнеженной и капризной, но она же хотела, как лучше. Возмещала мне равнодушие отца, наверное. Я была ужасной. Врала, как дышала, хамила старикам, воровала игрушки в магазинах, дралась со сверстниками, больше времени прогуливала школу, чем посещала её. Иногда мне казалось, что мать и правда не выдержит и сдаст меня в интернат, как грозилась, а бабушка всё прощала. И ещё она пекла самые вкусные пирожки на свете.
И вот, я выкинула её из жизни после оформления договора об обмене квартиры. Не помню, сколько мне тогда было. Пятнадцать или около того. Я приходила к ней всего раз десять, и заканчивалось это ссорами. Скорее всего, зачинщиком была я. Потому что меня бесила её забота, её нравоучения, и я не могла находиться в её новом доме, как бы она не старалась придать ему уют. Просто переступала порог и понимала, что мне здесь не место. Она так и не увидела, насколько лучше я стала. Так и не услышала, как я её любила. Потому что лет до двадцати я с трудом выдавливала из себя такие простые фразы, как: "извини" и "я тебя люблю". Когда научилась произносить это искренне и легко, бабушка уже была невменяема. Она бредила мной, и это пугало. Видя, насколько убитой мама приходила от бабушки, я даже не заикалась о том, чтобы её навестить. Мне пришлось к ней придти, когда отец меня сильно избил, и мать помчалась за мной в три часа ночи, чтобы увести с собой. Бабушка не узнавала свою собственную дочь, каждый раз называя её разными именами, но меня узнала. От этого мне было ещё тяжелее. Я не совру если скажу, что это была самая ужасная ночь в моей жизни. Я вообще не спала, только плакала. Из-за свежих синяков или из-за осознания того, что во всём мире важна лишь двум людям, и один из них сошедшая с ума старушка, которая скоро умрёт. Потом я видела её уже без сознания. Ну и последний раз на похоронах. Вот тогда я не сдержалась. Рыдала, шептала, что очень её люблю и безумно сожалею, что не могла сказать это раньше. Спрашивала, знала ли она об этом. Мама пыталась успокоить, говорила: "Конечно, она знала". И я правда успокоилась.
Она умерла через пару дней после нового года. Скоро год. Мама недавно говорила, что скучает, теперь и я это почувствовала. Всё, что у меня от неё осталось - шкаф, забитый книгами о советских художниках и икона Ксении Петербургской. А я хочу попросить у мамы плед, который бабушка связала, пока у неё работали руки, и закутаться в него, хоть он жутко колючий. Господи, как же мне её не хватает. Я думаю только о том, что никогда и никто не будет любить меня так сильно, так нуждаться, так заботиться. Это эгоистично, да?